Семь лет назад, 26 декабря 2003 года, погиб всемирно известный фотограф-анималист Виталий Николаенко
«В моей жизни было два главных медведя — Корноухий и Добрыня. Корноухий сделал из меня фотографа, Добрыня – наблюдателя, ну а благодаря всем остальным я стал научным сотрудником... Медведей я тоже считаю своими «ребятами», меня с ними роднит не только медвежий облик, но и звериная страсть следопыта. Выходя в маршрут, дрожу, как охотничья собака, от нетерпения встречи с медведем», — писал Виталий Николаенко в своей последней книге «Камчатский медведь».
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
На вершину сопки Кроноцкой уже десять дней падают снега, хотя на календаре — август. Сплетение зимы и лета, представленное на полотне густо-синего неба, ошеломляет. Виталий присаживается на тугой рюкзак. Настраивает фотоаппарат… Любоваться природой, фиксировать вечно меняющийся вокруг мир и — погружаться в воспоминания — излюбленное его занятие.
Вот и справил Виталий свое 65-летие. Специально летал в Петропавловск, созывал друзей. Их было не очень много: за столом в одной комнате не собрать всех, кого желал бы видеть. Особым блюдом для гостей стал макет будущего альбома, сверстанный компьютерщиком, отпечатанный в черно-белой версии на принтере. С каждой страницы на гостей взирали медведи — за трапезой и в амурных утехах, в заботах семейных и в одиноких скитаниях. Но гостей, похоже, не дивило обилие косолапых: уже много лет Виталий поражал всех редкостными фотоснимками из жизни заповедных зверей. Радовало другое: наконец-то, после сотен публикаций в прессе России, Франции, Японии, Америки, творчество Николаенко обретает иной уровень. Ведь первая книга — настоящий наркотик. Она принудит автора готовить новые издания, которыми заинтересуется, вне сомнений, весь мир.
Будет интересно и автору. Память хранит море впечатлений, событий, неординарных встреч. Когда-нибудь он расскажет во всех подробностях и о своем детстве. И начнет, наверное, повесть со своего деда, многие черты которого он находил в собственном облике ("Я унаследовал от него колоссальную работоспособность и волю").
Дед (по линии матери) был беспризорником. Звали его Дмитрий. А фамилию ему придумали. Знали, что родился осенью, так и записали в документах: "Осенний". Он появился в селе Червона Слобода (Сумская область) в возрасте 25 лет. Молодой, красивый, великолепно пел… Будущая бабушка Виталия — красавица с льняными волосами — в него влюбилась. У деда водились какие-то деньжата. К тому же был он человек энергичный, творчески одаренный: сам конструировал молотилки, сеялки, построил в селе цех. Он так сумел использовать стартовый капитал, что приобрел в частную собственность большие земли, выстроил колоссальное подворье, которое (Виталий видел!) стоит до сих пор.
Когда случилась революция, дед сразу понял, что все рушится. Единственный выход — отдать все добровольно. Он выписал музыкантов, и под звуки оркестра вывез в колхоз весь хлеб, все свое добро. А ночью, посадив на подводу детей и захватив золотишко (которое много лет спустя пригодилось Виталию при "починке" зубов), двинулся на юг, в Ростов. Там он соорудил землянку. А дочь свою Марию (будущую маму Виталия) отправил в Тбилиси, к другу детства по фамилии Николаенко. Сын друга Александр мгновенно влюбился в нее. Так и довелось Виталию родиться в ауле, на грузинской земле… Отца он не помнил. Когда пацану исполнилось 8 месяцев, батьку взяли на фронт. Он воевал с финнами, четыре года с фашистами. В 1944 году погиб… Мама вернулась в Ростов. Виталику было 5 лет.
Первый "героический" шаг, который совершил наш юный герой, поверг в шок бабусю. Виталий услышал разговор, что нет дров для печки. Он выбежал во двор, выломал почти все фруктовые саженцы, которые посадил дедушка, и сложил "дрова" на крыльце. (Некоторые абрикосовые деревья все же остались, и, став взрослым, Виталий часто подходил к ним, виновато вспоминая свой "подвиг")… Улица была для него школой. Он очень увлекался какими-то делами, разводил голубей… Первые годы учился отменно. Но к классу четвертому поостыл.
В 14 лет в подростке произошли перемены:
"Я потянулся к полке, взял книжку. То был “Обрыв” Гончарова. Роман перевернул во мне все. Я начал читать — единственный в классе, кто читал классику. Я стал грамотно говорить. Перестал хулиганить. Я поверил во все благородное, что несла в себе классическая литература, и хотел сделаться воплощением всего лучшего, что есть в человеке".
Когда Николаенко оказался в армии, он стал там секретарем комсомольской организации батальона. Готовил концерты, рисовал, выпускал газету. Чувствуя себя человеком активной позиции и полагая, что хорошо знает обо всех недостатках в армии, он по ночам исписал под одеялом толстую тетрадь. Потом сбежал в самоволку и отнес тетрадь в политотдел. На следующий день обстоятельства резко изменились. Ротному "зарубили" очередное звание. Командира полка отправили на пенсию. Чуть позже заменили командира полка. А рядового Николаенко… изъяли из роты, поселили в санчасти (чтобы не тревожил умы новобранцев)…
После армии Виталий занялся самообразованием. По-прежнему много читал. А деньги зарабатывал по-разному. Был полотером. Научился моделировать и шить модные одежды. Смотался на целину, в Казахстан, где год проработал водителем. Попробовал себя в роли экскурсовода в музее изобразительных искусств Ростова и даже побывал в роли комментатора на демонстрации мод… Но тут подвернулось на заборе объявление: Камчатке требуются рыбообработчики. Так в мае 1965 года Николаенко оказался в бухте Лаврова, где добывал селедку. Год спустя он снова приехал на полуостров. Поработал в колхозе "Путь Ленина" в Усть-Камчатске. Зимой возглавил там же работу… Дома культуры. Следующим летом снова оказался на путине (Озерновский рыбокомбинат), заработал 8 тысяч, перебрался в город. А когда деньги закончились, перебрался на базу "Снежная", где "превратился" в инструктора по туризму… Подходил к концу период скитаний, поисков, неопределенности. Грядущее готовило Виталию самое важное: первое свидание с Долиной гейзеров.
С тех пор — как миг — пронеслись тридцать лет и три года. Как много они вместили! Сколько радостей, бед, волнений позади! Вот и 65-летие отметил. Пора превращаться в писателя? Но для перехода на литературную стезю необходима одна "малость": завершить или хотя бы приостановить на время скитальческую жизнь, засесть в городской квартире над слайдами, дневниками, рукописями. Освоить наконец компьютер. Об этом и твердили юбилейные гости. Но не может он поставить точку. Мечтает опять шагать вдоль океана, пробиваться сквозь заросли, подниматься на вершины… Виталий многозначительно улыбался, кивал говорливым друзьям. А через пару дней… Угас в прозрачной дали гул вертолета. Прохладная тундра коснулась лица. Виталий приподнимает рюкзак, но еще долго стоит на месте, в тысячный раз пораженный первозданной картиной.
Взметнувшаяся из вод прозрачного озера сопка Кроноцкая — символ красоты Камчатки. И главный страж заповедника. Ее острая, изящная, пронзающая небо вершина царит над огромным пространством, где укрылись многие чудеса земли: Долина гейзеров, кальдера Узона, Урочище смерти, термальные поля Бурлящего, Семячикский лиман с зимующими здесь лебедями, роща пихты грациозной, сохранившаяся, по мнению некоторых ученых, с доледникового периода. Все это — земля заповедная. Его, Виталия, земля.
"Небо — мой Эрмитаж"
Мир гейзеров, поселившийся на дне глубокого каньона, Николаенко увидел впервые осенью 1969 года, когда областной совет по туризму направил его на консервацию туристического маршрута. Но сияние красок, размываемое молочным паром кипящих источников, его совершенно не тронуло. Лишь летом следующего года, оказавшись в Долине гейзеров в роли заведующего приютом, Виталий удивился внезапной мысли: здесь надо остановиться, построить дом…
"Я поставил палатку. Завез полированную мебель, девять чемоданов книг. И жил в ней счастливо".
Счастливы были и туристы, которые, осилив нелегкий маршрут, попадали в руки человека, для которого общение — бесценная роскошь. Николаенко нравилось находиться в центре внимания. Он ощущал, как во время экскурсий все внимают каждому слову, воспринимают его, Виталия, как органичную и важную частичку необыкновенного уголка земли, и от этого возгорался еще сильнее.
Говорил он отменно: ярко, образно, эмоционально. А уж когда брал в руки ручку… Перейдя осенью 1970 года на службу в Кроноцкий заповедник, Николаенко не случайно стал переписывать свои полевые дневники: слишком уж много поэзии, личных ощущений вторгались на страницы должностного документа.
"17 октября. Все живое наполнено ожиданием снега. Травы полегли. Деревья давно обезлиствели, река обмелела. Зверье попряталось. Только птицы изредка попадаются на глаза… Ночью приходят морозы.
Проснулся рано. Глянул в окно. Великан (самый крупный гейзер в Долине. — В. К.) погасил зарю…
Вечером наблюдал звезды: небо — мой Эрмитаж".
Наблюдательный и склонный к анализу ум, необычайная выносливость и смелость, невозможность прожить хотя бы день без каких-либо дел вели Виталия по дороге открытий и сотворяли из него редкостного исследователя, какого не подготовит ни один институт. В дневниках Николаенко — тысячи зафиксированных мгновений из жизни дикой природы и — много… ожидания: снега, солнца, вертолета, личных встреч.
"Однажды пришел в Долину старик, — вспоминал Виталий. — Видно, трудно далась ему тропа. Но он дошел. Остановился на краю обрыва и что-то шепчет. Я подошел сзади, прислушиваюсь. А он, как птичка, которая поет одну песню, все повторяет: “Этого не может быть!”… Он получил от раскрывшейся перед ним первозданной красоты такое сильное возбуждение, что нужно было с этим справиться…"
180-километровый кольцевой маршрут, начинающийся в поселке Жупаново, становился для туристов все более желанным. За короткий летний сезон до 5 тысяч человек покупали недорогие путевки и устремлялись в заповедный край. Среди туристов было много интеллигентных, просвещенных людей, которые на природе раскрывались, быть может, гораздо больше, чем у себя на работе. Каждый вечер у костра (порой до рассвета) текли беседы, касающиеся и личных, и государственных аспектов.
"Это была колоссальная школа для меня", — признавался Виталий.
Особенно гордился он тем, что проводил экскурсии для академиков Капицы, Келдыша, первых советских космонавтов, популярных актеров, таких знатных путешественников, как Николай Дроздов, Юрий Сенкевич.
Увы, даже в те благопристойные времена, когда власть еще отвечала по своим обязательствам, случались диковинные проколы. Путь в заповедник прикрыли, но средств на благоустройство… не выделили. Проблема зависла. Между тем время брало свое. Рушились деревянные постройки туристических приютов. Медленно, но верно зарастала тропа. Когда же кто-то из областных умников посчитал, что рыбокомбинат в Жупаново не перспективен, а потому нужно прикрыть и это маленькое симпатичное село, всем стало ясно: не видать более людям гейзеров как своих ушей. Так и произошло.
«Одним из первых стационарных обитателей Долины, в обязанности которого вошла и охрана, и проведение экскурсий, стал Виталий Николаенко, инструктор областного совета по туризму. С августа 1970 года он был зачислен в штат Кроноцкого заповедника. Так в Долине гейзеров появился кордон… В комнатку на втором этаже Николаенко, проводивший в обществе гейзеров и медведей теперь чуть ли не 8 месяцев в году, перевёз свою библиотеку», — пишет Андрей Нечаев в книге «Долина гейзеров».
Многие безымянные гейзеры и источники благодаря Виталию Николаенко обзавелись названиями. А спящий «король Долины», гейзер Грот, был несанкционированно разбужен этим учёным.
«Однажды Николаенко разобрал часть естественной каменной стенки, перекрывавшей сток из ванны Грота, и тем самым уменьшил уровень воды в ванне и в пещере сантиметров на 15-20. Это дало, в общем-то, прогнозируемый, но абсолютно неожиданный по масштабам эффект. Грот начал извергаться! И извержения эти оказались колоссальной силы», — пишет Андрей Нечаев в книге «Долина гейзеров».
Как специалиста-медвежатника, Виталия Николаенко знали во всём мире, о нём снимали фильмы лучшие телекомпании России, Англии, Франции, Японии, Америки. Французские тележурналисты называли его «человеком, который разговаривает с медведем». С громким успехом и в России, и за рубежом проходили фотовыставки Николаенко. Он автор научных статей «Беззащитный хищник», «Камчатский медведь на грани истребления» и многих других.
«Я прыгнул в сторону и отбежал на 30 метров. Оглянулся — возбужденный зверь, не переставая фыркать, забрался на камень, за которым я сидел, вздыбился во весь рост, и вытянул лапу в мою сторону — точь-в-точь Ленин на броневике. Какой это был бы кадр! Но мое фоторужье осталось рядом с камнем, и Корноухий заинтересовался им. Чтобы отвлечь зверя, я заорал, запрыгал на месте и почему-то запел. Подействовало. Он поднял голову и долго, почти минуту, наблюдал мои выкрутасы, потом развернулся и пошел вниз, по ложбине ручья».
«26 декабря 2003 года Николаенко следовал за медведем на лыжах, надеясь сделать снимок, которого еще не делал никто — медведь готовит берлогу и ложится в неё. Идя по следам, Николаенко пришёл к зарослям ольхового стланика, в которых скрылся медведь. Сняв лыжи, Николаенко полез в заросли. Затаившийся медведь один раз ударил его лапой и убежал. Удар оказался смертельным. Сотрудники заповедника, обеспокоенные тем, что Николаенко не пришёл к сроку, вызвали помощь. Обход участка стлаников показал, что медведь убежал, без остановки мчался два километра. Найти его не удалось... Медведь начинает видеть в человеке соперника, вытесняющего его из участка обитания, а навязчивое пребывание на небольшой дистанции, независимое поведение расценивается зверем как демонстрация доминирования», — пишет доктор биологических наук Л.М. Баскин в статье «Почему медведи не любят фотографов».
26 декабря 2003 года не стало человека, которого искренне любили друзья. Прекрасный рассказчик, заводила и балагур в любой компании, Николаенко всегда оказывался в центре внимания. Его любили за веселый и добрый характер, за оптимизм, за готовность всегда прийти на помощь в трудную минуту.
Предчувствие не подвело. В отсутствие хозяина внезапно сгорел знаменитый дом в Долине. Чуть позже на его месте возник современный терем для "летающих" туристов.
Всегда общительный, Виталий старался не обсуждать этот драматический эпизод. Можно лишь догадываться, какую боль носил он в сердце… О дальнейшей — нынешней — участи Долины гейзеров — разговор отдельный, не входящий в рамки очерка. Замечу лишь, что в будущем году можно будет "справлять" тридцатилетие с той поры, как камчатские гейзеры оказались наглухо закрытыми для путешественников с типичным для России достатком (дорогостоящие вертолетные туры в счет не идут). И, помышляя о развитии туризма на Камчатке, вновь предстоит думать о том, как сделать доступной для большинства людей всемирное чудо природы — нашу Долину гейзеров.
Это Добрыня. Любимая фотомодель Виталия Николаенко
Немного личного
Я познакомился с Николаенко в майские дни 1970 года на турбазе "Снежная", которая находилась невдалеке от селения Северные Коряки. Моложавый, спортивной энергии инструктор по имени Виталий предложил нам лыжный маршрут в глубь ближайшего ущелья. Наша пестрая группа, куда входили и школьники, и люди пожилые, растянулась в длинную цепочку. Впереди, как и подобает, шел проводник. Он походил на хозяина, обрадованного возможностью показать гостям свои сказочные горные владения. Мы оказались в ледяном цирке. Заостренные пики преграждали путь. Негромкий говор разносился эхом по округе. Когда же заговорил Виталий, то показалось, что все близлежащие хребты откликнулись на его зов.
Он был на сцене. Он страстно обращался к людям. Он упивался красотой природы и будто бы дарил ее всем нам… Актерский дар, ораторское мастерство использовал он часто. Когда летом 70-го мы появились в Долине, Виталий восседал уже… на троне. На небольшом пригорке, откуда открывался генеральный вид на царство гейзеров, Виталий из рогов оленя сплел кресло, устлал его шкурьем. И, расчесав бородку, с проницательностью самодержца взирал со своего пьедестала на приближающуюся туристическую группу (чуть позже у его ног появилась роскошная "подруга" — московская сторожевая по кличке Дона). Отсюда и прилипло к Николаенко прозвище: Король Долины гейзеров.
Разумеется, он недолечился. И вместе с железяками на ноге, как пират из "Острова сокровищ", объявился в Долине. Стройка продвигалась медленно, что никак не устраивало Николаенко. Он рванул в исток реки Кроноцкой, где разваливался брошенный гидрогеологами поселок. Он разбирал дома, таскал на себе такие бревна, что металлическая спица, пронзающая ногу, не выдержала: лопнула… Фанатичность в любом деле нас, его друзей, всегда изумляла. Причем Николаенко никогда не искал выгоды для себя. Его не интересовали деньги. Он презирал удобства. Он мог с одной банкой зеленого горошка неделю (!) сквозь снега пробираться в Жупаново.
Виталий Николаенко с Доной Отвага и уверенность Виталия передавалась его друзьям. Помню, в тот год, когда ученые только наткнулись на место массовой гибели зверей в истоках реки Гейзерной, Николаенко предложил мне (одному!) пойти и найти эту Долину смерти: "Там стоит палатка. Ты пофотографируй и жди меня". И я, окрыленный верой Виталия в меня, двинулся в путь. Взобрался на склоны вулкана Кихпиныч. Наткнулся на медведицу с малышом. Долго карабкался по распадкам, выискивая указанные Виталием приметы…
Долина смерти оказалась узкой лощиной, которую разделял небольшой ручей. Несколько медведей, росомаха, птицы были разбросаны на небольшой площадке, окрашенной в какой-то неживой желтоватый оттенок. Звери погибли в разное время. Но один медведь, казалось, пришел сюда совсем недавно… Ядовитый газ ощущался в воздухе. Но благодаря ветру его концентрация не представлялась опасной…
На этом месте спустя несколько лет мы построили симпатичную избушку. А до этого уютные домики появились на речке Тихой, в верховьях ручья Орланьего, на сопке Подвершинной… Строили мы дружно и весело. К предстоящим работам все было подготовлено заранее: Николаенко сам завозил стройматериалы, гвозди, инструменты… Девять заповедных кордонов (а попросту — избушек), выросших на заповедных тропах благодаря Николаенко, и сегодня хранят тепло его рук, любовь и преданность его многочисленных друзей…
В этой главе стоит упомянуть и о семье Виталия Николаенко. Мне довелось быть свидетелем на его свадьбе в сентябре 1978 года. И оказаться практически соседом в Петропавловске, на улице Терешковой. Они — жена Татьяна, сын Андрей, дочка Катюша — иногда гостили в заповеднике. Но чаще жили порознь: он — в Долине, они — в городе. Они привыкли к такому распорядку. Но, чувствуя его любовь и крепкую надежность, стойко переносили долгие разлуки. Когда же отец появлялся дома, все мгновенно менялось. Вереницы друзей, не умолкающий телефон, беседы с журналистами, телевизионные интервью, просмотры видеосъемок и тут же — бодрая подготовка к предстоящему отъезду в заповедные края (продукты, запасы пленок, одежда, техника) — все вокруг бурлило, суетилось, радовалось…
Когда-то благодарные туристы подарили Николаенко четверостишие:
По высотам и по кручам,
Налегке и с рюкзаком
За тобой идти готовы,
Как рабы за Спартаком!
Я возражаю слову "раб". Но во всем остальном туристы были правы: следовать с Николаенко, за Николаенко — память на всю жизнь.
Виталий и Татьяна в день свадьбы (слева — В. Т. Кравченко)
1978 Страсть следопыта
Первого медведя он увидел в Усть-Камчатске, где летом 1966 года работал на путине. Мимо проплывала шлюпка. Ошкуренный медведь был привязан к шлюпке за лапу и очень походил на человека. Первая мысль: везут утопленника. Но, присмотревшись к ярко-красному мясу, бугристым мышцам, Виталий понял, кто это.
С живыми медведями Виталий начал сталкиваться постоянно, когда попал в Долину гейзеров. Но тогда он настолько не понимал, не знал, что такое медведь, что совершенно его не боялся. "Я вел себя бездумно, безрассудно. И теперь думаю, что был у меня ангел-хранитель". 900 часов прямых наблюдений ежегодно, три-четыре экстремальных случая в каждый сезон — и это при том, что всегда Николаенко был безоружным.
Он не расставался с фотоаппаратом. Снимал все, что летает и ползает. Попадали на пленку и медведи, но они до определенной поры не являлись самоцелью Виталия. Лишь в 1978 году, когда в Долине гейзеров объявился немолодой медведь в светло-белой шубе, с разодранным ухом (за что получил кличку Корноухий) и подпустил Николаенко к себе настолько близко, что вся морда с трудом вместилась в объектив, судьба Виталия была решена.
Кажется, все понимал, учитывал Виталий. Но горячая увлеченность фотоохотой, уникальные снимки, которые печатались в популярных журналах, делали его страсть ненасытной. "Медведей я тоже считаю своими “ребятами”, меня с ними роднит не только медвежий облик, но и звериная страсть следопыта. Выходя в маршрут, дрожу, как охотничья собака, от нетерпения встречи с медведем".
Поначалу Николаенко не задумывался об исследовательской работе. Ему хотелось сделать фотолетопись, фотопоэму о жизни мишки. Благо объектов для съемки было предостаточно: только сквозь Долину гейзеров за лето проходит до 50 медведей (многим своим героям Виталий давал клички: Ключник, Сиротка, Темнолапка, Красавчик). Но когда Виталию удалось подсматривать, фиксировать многие обыденные моменты жизни косолапых, когда ему стало удаваться вести буквально "биографический" метод исследования конкретного медведя, на него обратили свой взор ученые. Уже в 1980 году Николаенко со своими фотографиями пригласили в Сочи, на совещание специалистов. Но понадобилось еще около десяти лет, чтобы об уникальном мастере узнали за границей. В 1992 году, находясь в Японии, Виталий заявился в редакцию известного журнала "Энима" ("Животный мир") с… чемоданом слайдов. Японцы ахнули и попросили сопроводить снимки рассказом. Так появилась 20-страничная публикация, после которой ученый мир Японии признал Николаенко за своего видного коллегу. Год спустя они вновь пригласили к себе Виталия: на международный конгресс. Там Николаенко уже выступал как председатель камчатской лиги защиты камчатского бурого медведя "Добрыня".
В 2001 году его пригласила Франция. На Камчатке тогда шутили: Париж обеспокоен судьбой камчатского медведя, потому и затребовал к себе Николаенко. Речь на берегах Сены действительно шла об охране природы. И мнение "крупного российского ученого", как почитали его за границей, было для европейцев крайне важным….
Да, Виталий Александрович стал авторитетным ученым, хотя отсутствие специального образования долгие годы преграждало ему путь в науку. В его архиве накопился огромный пласт информации, который начинал довлеть над ним и — заставлял двигаться дальше. По рекомендации столичных ученых Николаенко был наконец зачислен в научный отдел заповедника, и в "Летописи природы", которая там создается, появился его личный раздел: "Исследование поведения бурого медведя"…
Общественная деятельность Виталия по защите медведя далеко не всем была по нутру. Создав лигу защиты медведя, Николаенко на фактах доказывал пагубность медвежьей охоты на Камчатке. Он доводил до сведения общественности вопиющие факты браконьерства. Он знал, что на Камчатке, увы, немало хищников с человеческим лицом. Они готовы расстрелять с вертолета беззащитного зверя, вычерпать до дна нерестовые реки (эх, кто теперь защитит их, камчатских мишек, от полного изничтожения?!).
Кого винить…
"Медведи на меня нагнали страху", — признался мне за полгода до гибели Николаенко.
Между тем в Йеллоустонском национальном парке США, где гейзеры и крупные медведи гризли также соседствуют друг с другом, даже ученым запрещено приближаться к медведям ближе чем на девяносто метров. Дикий зверь опасен, непредсказуем. Виталий понимал это. Другое дело, что никто не мог и не смог бы (при желании) изменить образ жизни Николаенко. Он привык быть с природой наедине. Он высоко ценил свободу действий. Но не заметил, как сам оказался в плену той первозданной — и опасной — красоты, которая зовется "Заповедник".
"Добрынюшка, мы встречаем с тобой не обычный Новый год… Судьба мне подарила радость общения с тобой. Ты был добр ко мне и снисходителен, за что я кланяюсь тебе", — говорил Виталий своему косолапому кумиру.
Виталий готов к выходу в маршрут1976 Эти же слова мы от своего имени можем переадресовать Виталию:
"Судьба подарила нам радость общения с тобой. Низкий тебе поклон!"
5 января 2004 года Камчатка прощалась с Виталием Николаенко. С утра угрюмилось небо. Но снежный заряд закружил лишь в тот час, когда из рук людей — куда-то в неведомое — посыпались горстки потеплевшей в ладонях земли… Мы любим признаваться в любви. Мы умеем давать обещания, которые вскоре забываем.
Так быть не должно. И не будет.
Судьба распорядилась так, что это оказался последний полевой сезон Виталия Александровича. Причиной того, что с ним произошло, было вовсе не тщеславие. Конечно же, был другой путь познания этого своеобразного, почти не исследованного космоса, имя которому — бурый камчатский медведь. Но он сделал свой выбор — пошел необычным путем. Этот путь предполагал не только жить среди них, но и очень большую вероятность умереть среди них. В природе медведи очень редко, дожив до дряхлой старости, умирают естественной смертью. Их, постаревших и потерявших способность постоять за себя, убивают более активные сородичи (это жестоко, но необходимо для выживания вида). И они убили его. Убили как себе подобного, по своим безжалостным законам. Но этой звериной выходкой 26 декабря 2003 года они доказали всем нам, что у него получилось стать человеком-медведем. И превзойти его уже никто не сможет. Его можно только повторить.
Памятник Виталию Александровичу на круче реки Тихая.
В материале использованы фотографии Сергея Горшкова, Игоря Шпиленка и Виталия Николаенкоисточник
